Все уходит.
Холодный воздух здорово отрезвлял и помогал собрать мозги в кучу. Вокруг так темно, что даже снег кажется пепельно-серым. Тяну в низкое черное небо свои красные окоченевшие от холода руки. Небо не отвечает. Обидно.
Все уходит.
Плакать на таком морозе больно. Падаю на колени в сугроб (а может все-таки пепел?) и плачу, плачу, плачу. Душа снова рассыпается на искры. Они оседают в снег и гаснут.
Все уходит.
Мужчинам плакать – не комильфо, но вокруг - ни одного человека. Никто не услышит. Ее руки были теплыми, а теперь кругом лишь убийственный холод. И от этого невыносимо тошно и хочется выть, выть без остановки.
Все уходит.
И все уходят, и она ушла самая первая, да только обещала быть всегда рядом. Почему же она ушла? Тяну руки, лишь бы ухватить окоченевшими пальцами ее стылый след да выпросить: «Что же я сделал не так? Что не так?».
Все уходит.
Снег оседает на плечи крупными серыми хлопьями и не тает. Не холодно. Никак уже, в общем-то. Теплые руки скользят под кофту. Что это?
Пришла?
Прижимается всем своим теплым телом. Сердце бьется быстро, как у птицы. Только лицо серое. Серое, как пепельный снег вокруг.
« - Говорила же. Если ухожу, то лишь для того, чтобы вернуться назад.»
Или возвращаешься для того, чтобы снова уйти?
Пытаюсь прижать к себе крепче. Сегодня ты точно не уйдешь. Только не сегодня. Ведь пепельная земля такая холодная, а небо такое низкое.
Но ты рассыпаешься на сотни обжигающих солнечных искр и гаснешь на снегу. Как, в общем-то, и всегда.